Черняховское детство, Зарисовски из черняховской жизни Опции

[Moonwalker]

О вкусах…

Когда Шульгин был маленький, он очень любил масло. Обыкновенное, сливочное… Но не то, которое сейчас, а то, которое было тогда. А это, которое сейчас, прямо, скажу я вам, не масло, а маргарин. А вот то масло Шульгин очень любил. И ел его ложками. Родители дивились, но в удовольствии отпрыску не отказывали. А Шульгин приходил со школы, снимал свою синюю школьную форму, брал из холодильника масленку и садился на пол в центре комнаты перед телевизором… И ел масло ложками. Пачки ему хватало максимум на одну серию мультфильма про Лелека и Болека, который Шульгин тоже любил. Но масло Шульгин любил больше…
А больше масла Шульгин любил только сахар. Сахар он любил песок, а не рафинад. Рафинад надо было либо кусать, либо размачивать. Первое ему не нравилось по причине лени, а второе – потому, что Шульгин любил сахар сухим. И еще ему нравилось, как сахар рассыпается у него по полости рта. Шульгина охватывал трепет от этого ощущения. Сахар Шульгин любил в той же позе: сидя в центре комнаты перед телевизором во время просмотра мультфильма про Лелека и Болека, который Шульгин тоже любил, но меньше, чем сахар-песок и, уж тем более, меньше, чем масло.
Но высшее наслаждение Шульгин получал, когда, усевшись на пол в центре комнаты, слева от него стояла масленка, а справа – сахарница. Шульгин брал две большие ложки (маленькими порциями любимых продуктов он не мог насладиться) и обеими руками запихивал за обе щеки масло с сахаром. Причем, ему не столько нравился вкус именно масла с сахаром, просто само осознание того, что вот оно, все любимое, рядом, заставляло его испытывать неописуемый восторг.
С тех пор Шульгин такого наслаждения не испытывал. Сахар он покупает рафинад по причине удобства, а масло стало совсем не то. Прямо, скажу я вам, не масло, а маргарин. И еще Шульгин до сих пор не может понять, как его родители терпели из года в год это издевательство над семейным бюджетом. Но за их безмолвное согласие Шульгин им безмерно благодарен…

[Moonwalker]

О велосипеде…

В детстве Шульгин очень хотел велосипед. Не сказать, что своими просьбами постоянно доставал родителей. Нет, скорее тихо скулил под одеялом по ночам. Уж очень ему велосипед хотелось. У всех друзей во дворе велосипеды были, а у Шульгина – нет. Впрочем, он и кататься-то толком не умел. Еще в детстве, конечно, у него был четырехколесный, который потом трансформировался во взрослый двухколесный, но это было давно. А сейчас Шульгин хотел большой. Настоящий.
Родители делали вид, что не замечают мук отпрыска. Заметила, а скорее, просто сделала вид, что заметила, бабушка. Бабушка жила очень далеко. И Шульгин понимал, что от бабушки он получит велосипед только тогда, когда она приедет в гости. Но бабушка не собиралась приезжать достаточно долго. Шульгин начал терять последнюю надежду. Но ошибся.
В одно воскресное утро Шульгина разбудила мама и заговорческим голосом сказала, что нужно идти на вокзал забирать посылку от бабушки. Шульгин был спросонья, но Шульгин понял, что где-то зарыта собака. Посылки от бабушки с разной там красной рыбой, кедровыми орехами и сгущенкой они всегда получали на почте. Что же это за посылка такая, подумал Шульгин. И у него вновь затеплилась надежда.
Всю дорогу до вокзала Шульгин пытался окольными путями узнать у мамы, что же их ожидает. Мама стояла насмерть, но тайну не выдала. Но это лишь внушало Шульгину оптимизм. Шульгин уже пытался представить велосипед, который только выгрузили из багажного вагона. Велосипед, который проехал четыре с лишком тыщи километров, чтобы оказаться здесь в Черняховске. Шульгин даже начал гадать, какого он цвета. Шульгину было определенно наплевать на цвет. Главное, чтобы велосипед был не зеленый. Непонятно почему, но зеленый велосипед для Шульгина не казался поводом для того, чтобы им гордиться.
Велосипед был зеленый. Даже не просто зеленый, а ядерно-зеленый. Про себя Шульгин подумал, что он с радостью променял бы зеленый велик на пару красных рыбин, килограмм кедровых орехов и банку сгущенки. Но для мамы, которая должна была рассказать бабушке о его эмоциях, Шульгин запрыгал как козел вокруг велосипеда, кланялся, говорил спасибо, обещал хорошо учиться за такой подарок и нес всякую другую ахинею.
Обратно велосипед пришлось тащить через весь город. Шульгин сгорал от стыда, представляя, как над ним смеются все городские мальчишки, видя его с зеленым великом. Шульгин решил выпендриться и сел на велосипед. Оттолкнулся, поехал и… Первый же угол дома оставил на переднем колесе новенького складного «Салют-С» нехилую восьмерку. Шульгин был готов провалиться сквозь землю. Ему было стыдно перед мамой, перед бабушкой, но еще более стыдно ему было выглядеть полным лохом в глазах окружающих. С глазами, уткнутыми в асфальт, Шульгин дошел до дома. Велосипед поставил в подвал, а восьмерку выправил только на следующий день.
Через пару дней от зеленого велосипеда не осталось ничего. Вернее, велосипед был целым и невредимым, но вот цвет его превратился в нечто, напоминающее прилавок магазина с бижутерией. От спиц до руля все было заклеено разными наклейками. Шульгин явно начал расти в глазах пацанов со двора. Потом Шульгин поставил катафоты (или как их там?), прикрутил счетчик километров и нацепил зеркало заднего вида. Во дворе Шульгин признавался за реального пацана! Тюнинг был реальный. Не хватало только фары с динамо-машиной. Но это Шульгину казалось жлобством. Вместо этого он соорудил себе веломагнитолу. Наверное, первую в стране. Веломагнитола была собрана из магнитофона «Весна», в качестве питания использовались аккумуляторы от милицейской рации. Все это сооружение крепилось на задний багажник. В качестве дополнения, для придания полного эффекта присутствия, на руле были закреплены еще две колонки, предварительно свистнутые у отца, а также штекер для наушников. При полной громкости Шульгина было слышно на полгорода. Рыбу глушить можно было, не сходя с велосипеда. Шульгину завидовали не только пацаны, но мужики, у которых и в автомобилях таких современных аудиосистем не было. Наверное, Шульгин зря не занялся тюнингом велосипедов.
А потом у Шульгина появился компьютер. Вылазки на улицу, а тем более в подвал, где к этому времени прописался его «Салют», стали очень редкими. Велосипед стоял в подвальной сырости в гордом одиночестве. Так он там и простоял до тех пор, пока не подросла сестренка, которой велосипед достался по наследству. Но это уже другая история…