Insterburg - 1945, как это было Опции

[Nick]

Недавно исполнилось 60 лет со дня штурма войсками Красной Армии города Инстербурга. Столько всего говорят о востоно-прусской операции и о штурме нашего города, боях за него, о первых послевоенных месяцах ....
Давайте попробуем разобраться, как это было!

Вот, например военный историк Энтони Бивор в своей новой книге утверждает:

"... Изнасилования начались сразу же, как только в 1944 году Красная Армия вошла в Восточную Пруссию и Селезию. Во многих городах и поселках была изнасилована каждая женщина от 10 до 80 лет. Александр Солженицын, в то время молодой офицер, описывал этот ужас в своей написанной белым стихом поэме "Прусские ночи":
Маленькая дочь на матрасе.
Мертва. Как много их перебывало на нем.
Взвод, а может быть и рота?
Но такие, как г-н Солженицын, были редкостью, большинство его товарищей считали изнасилование легитимным. Когда наступавшие войска продвинулись в глубь Германии, в приказе их командующего, маршала Жукова, было написано: "Горе земле убийц. Мы отомстим за все, и наша месть будет ужасной..."

http://inosmi.rian.ru/stories/02/07/18/3106/139996.html

[Nick]

Рассказ женщины, ставшей военным трофеем ("The Observer", Великобритания)

Саймон Гарфильд (Simon Garfield), 20 июня 2005

'Женщина в Берлине' (A Woman in Berlin) - анонимный дневник, во всех страшных подробностях показывающий последние дни агонии Третьего рейха, никак не отпускает Саймона Гарфильда (Simon Garfield)

Если прочесть 'Женщину в Берлине' за один вечер, такое нервное потрясение не забывается очень долго. Стены будто сдавливают тебя; воздух становится густым, как патока; даже крики детей, играющих во дворе, приобретают некое зловещее звучание. Эта книга - личный дневник, написанный в несколько последних недель Второй Мировой войны, когда русские вошли в немецкую столицу - оставляет на сердце глубокий шрам. К кумулятивной силе повествования добавляется и неподражаемо бесстрастный тон автора: вот случился один ужас, за ним другой, третий - как раз тогда, когда уже начинаешь думать с облегчением, что хуже уже не будет. . . Рассказ настолько поражает своим ужасом, равно как и своей простотой, что становится понятно, почему кое-кому сразу же захотелось назвать 'Женщину' не более чем мистификацией.

Дневник начинается 20 апреля 1945 года - на пятый день бомбардировки города Красной Армией. Кроме всего остального, это и день рождения Гитлера, но впервые за все время этому не придают особого значения. В этот день довоенная фраза, традиционно произносимая перед едой - 'За все это спасибо фюреру', - звучит презрительно и издевательски.

В первых главах книги описывается жизнь, состоящая из поиска еды и угла на ночь. Мы видим главную героиню - она же автор - сначала на чердаке собственного дома, затем в квартире приютившей ее некоей вдовы, а после того в бомбоубежище. Новостей по радио больше нет - их место занимают слухи, и люди уже не переживают по поводу поражений армии где-то там, вдалеке: их больше волнуют известия о том, что вскоре не будет картошки и хлеба.

Сначала те, кто стоит в очереди за продуктами, разбегаются по укрытиям при виде вражеских самолетов, но проходит несколько недель - и вот они уже, заслышав сирену, просто надевают на головы ведра и продолжают стоять. Но все знают, что скоро грядет другой ужас - в город войдут русские войска с огромным запасом нерастраченной жажды насилия и секса. В середине книги начинается вторжение в полном смысле этого слова: первое место на последующих страницах занимают сцены многочисленных изнасилований, в том числе автора.

Написавшая книгу женщина говорит о сексуальном насилии с тем же стоицизмом, что и обо всех остальных периодах своей жизни, в которых уже нет места морали: это так или иначе происходит везде, так что же было делать? Полностью принимая взгляд Красной Армии на право насиловать как на естественный военный трофей - проявление собственной грубой силы, помноженной на огромное количество спиртного, вытащенного из немецких казарм - она сменяет сопротивление на циничную стратегию 'найди себе одного волка, если не хочешь достаться всей стае'. Нужен офицер, званием как можно выше - комендант, генерал, да любой, кто попадется.

Ключевой пассаж книги читатель встречает уже в самом начале: война принесла людям много поражений, и, прежде всего, это поражение Мужчины.

'Нам их жаль. . . они кажутся такими жалкими и беспомощными . . . мы, женщины, в глубине души испытываем нечто вроде коллективного разочарования'.

Мир наци, мир, в котором правили Мужчины, чистые и непогрешимые, рассыпался в пыль. 'Привилегия', на которую претендовали мужчины раньше - убивать и умирать за родину, - уже не принадлежит только им. Теперь наравне с ними это делают и женщины, и это вливает в них и в героиню книги новую силу.

Судьба Гитлера, умирающего в своем бункере в нескольких кварталах от нее, не важна. Она никогда не была с ним заодно, но она такая же, как он - просто потому, что дышала одним воздухом с наци. Прорывается горький смех, когда в одном из отступлений героиня жалеет о двух мировых войнах, проигранных ее страной, так же, как жалел бы футбольный фанат о проигрыше первого и затем ответного кубкового матча. Когда выявляется весь ужас злодеяний, которые в свое время творили сами нацисты, в ней не просыпается раскаяние - лишь горькая ирония: люди говорят, что в печах были сожжены миллионы евреев, 'и, кроме всего прочего, это было аккуратно записано в толстых журналах - четкая бухгалтерия смерти. Мы и, правда, нация порядка'.

Из самой книги почти ничего не становится известно об авторе. Она блондинка, иногда ее принимают за шведку; она работала в издательском деле и в журналистке, бывала в Париже и в Советском Союзе, откуда и запомнила несколько фраз, которые впоследствии выделят ее среди массы победителей и побежденных. Полностью ее личность была раскрыта только после смерти в 2001 году (в момент, когда разворачивается сюжет, ей было 34 года), но ее полное имя не так уж важно.

Изначально книга была переведена на английский и издана в Соединенных Штатах в 1954 году, и лишь через пять лет появилась в Германии. Встретили 'Женщину' в штыки - одни говорили, что в книге все сфабриковано, те же, кто верил написанному, предпочитали об этом молчать. Один из критиков настолько не понял периода, о котором написана 'Женщина в Берлине', что обвинил автора в 'бесстыдной аморальности'.

Однако спустя десять лет политические ветры переменились, и по рукам стали ходить фотокопии, сделанные студентами-радикалами и активистками движений за права женщин. В 2003 году, когда 'Женщину' переиздали в Германии, она снова вызвала ожесточенные споры, но на этот раз стала бестселлером.

Вскоре после написания содержание дневника почти наверняка претерпело изменения. В окончательном виде от традиционной стилистики дневника практически ничего не остается: очень мало повторов, не сталось практически ни одного отрывка, который не продвигал бы повествование вперед. Не думаю, что это умаляет значимость книги - скорее прибавляет ей художественной ценности. Многие описания сделаны специально поэтизированным языком, за что отдельное спасибо следует сказать переводчику Филипу Бему (Philip Boehm).

Первым, кто прочитал дневник без единой правки, стал мужчина, которого главная героиня называет именем Герд: ее бывший любовник, вернувшийся с востока. Счастливого воссоединения не происходит: он первый из многих, кто не верит ее рассказу. Объявление о наступлении мира не вызывает ни в одном из них радостных чувств - однако, по крайней мере, теперь для нее придет конец насилию, будет понемногу возвращаться вода, свет и пища. Она уже подозревает, что Берлин разделят между собой русские и американцы, но само ее будущее теряется. Жаль, что нет эпилога, и мы не знаем, куда завела ее судьба.

Как бы там ни было, достигнута ее единственная цель - выжить. Вселенная 'Женщины в Берлине' - это мир, в котором сумма пролитых слез всегда остается неизменной. Она не может смотреть на мир с оптимизмом. Ее глаза без удивления смотрят на сегодняшний мир из разрушенной Германии шестьдесят лет назад: 'Сытые нации упиваются своими неврозами и излишествами, а народы, погруженные, как мы сейчас, в горе и слезы, могут лишь застыть в оцепенении и апатии и надеяться, что все пройдет'.