Insterburger Brief, или Письма из Инстербурга Опции

[Stewart]

Дорогие друзья!
Эту страничку на форуме я посвящаю журналу “Insterburger Brief”. Время от времени я буду выкладывать сюда переводы статей из этого издания, которые не вписываются в рамки прочих тем. Это могут быть просто художественные статьи или заметки. Частота появления переводов будет целиком и полностью зависеть от моего настроения, вдохновения, расположения Марса по отношению к Юпитеру, пожеланий левой пятки спозаранку и прочее, прочее…. Не судите строго люди добрые, ибо стараюсь как могу.
Первым произведением неожиданно выступит Рождественская история. И хотя дело сейчас вовсю движется к весне, мы с вами ненадолго окунемся в праздничную атмосферу любимого Инстербурга.

Итак:

“Insterburger Brief” декабрь 1961
Тихая ночь…

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СОЧЕЛЬНИК В ИНСТЕРБУРГЕ (WEIHNACHTSABEND IN INSTERBURG)

Он был точно таким же, что и в других городах. В последние часы перед закрытием магазинов толпы озабоченных горожан заполняли улицы Инстербурга. От “Мира на Земле” (рождественский гимн. прим. переводчика) не осталось и следа. Спешащие, нервозные люди, устремлялись по магазинам – усталые, с вымученными улыбками, продавцы, встречали их за прилавками.
На обдумывание того, что и кому подарить, уходили целые недели: “…может это… а может подвернется что-то получше… впрочем, в запасе еще много времени…”. Так постепенно приближался, а затем неожиданно наступал Святой Вечер!
Ну, слава Богу, он пришел! Над Альтер Маркт раздался звон колокола Лютеркирхи, возвестивший о том часе, когда, согласно предписанию полиции, должны были закрыться все магазины.
 Инстер.JPG ( 81.07 килобайт ) Кол-во скачиваний: 716

Наконец последний клиент был обслужен и господин Кошева, со вздохом облегчения, стал закрывать за ним дверь магазина парфюмерно-галантерейных и аптекарских товаров Готтвальда на Альтер Маркт. Но не успел он этого сделать, как к нему впопыхах ворвался еще один посетитель: “Ради Бога, подождите!” Это был старый клиент и господин Кошева, быстро пробормотав рождественское приветствие, впустил его. “мне срочно необходима большая бутылка “4711” (туалетная вода. прим. переводчика) для моей тещи… Я совершенно о ней забыл…!” Подобные сцены происходили и у Лидеманна напротив, и у Гутовски в узкой части Альтер Маркт – там так же было множество тех, кто “совершенно о чем-то забыл”. И не только у них случалось подобное, но и во всех других магазинах – исключая, разве что, большие торговые дома по торговле текстилем, такие как Дауме, Швейгер, Брендель и другие. Там решетки не поднимали даже для старых клиентов. К тому же текстиль не относился к категории “быстрых” покупок. В цветочном магазине Роде сняли с витрины один из последних кашпо для кого-то из “совершенно о чем-то забывших”.
Покуда улицы постепенно пустели, в витринах ещё долгое время продолжал гореть свет: владельцы магазинов и персонал устраняли последствия дневного “нашествия”. Затем всё стихло и у них. Улицы еще напоминали “беговые дорожки” по которым люди уже не гуляли, а спешили по домам. Их шаги окрыляло радостное предвкушение приближающегося праздника.
Фонарщик, с длинным шестом в руках, ходил от одного объекта своих забот к другому. Пошел снег, и вихри снежинок закружились в танце вокруг газовых фонарей. “Воистину Рождественская погода…”, пробормотал фонарщик, поднимая воротник своей куртки и спеша дальше. Хотя Инстербургские фонари и зажигались автоматически, но их газовые вентили необходимо было время от времени регулировать при помощи шеста фонарщика. В Рождественский Сочельник их огни должны гореть как следует!”.
 Инстер2.JPG ( 39.45 килобайт ) Кол-во скачиваний: 441

Улицы вновь заполнились людьми. Закутанные в теплые одежды семьи направлялись в кирхи. Повсюду звонили колокола, призывая к Рождественскому богослужению, которое должно было начаться с наступлением вечера. Правда, в католической кирхе оно наступало лишь в полночь.
В то время как Карл Шёне, в великолепной Лютеркирхе прославлял на органе рождение Сына Божьего, в Меланктонкирхе то же самое делал Трауготт Федке, а в Реформаторской кирхе Нидерштрассер. Церковные хоры исполняли хорошо известные рождественские гимны, а перед алтарем, у рождественской ёлки, мерцали свечи. Всё это было так прекрасно и захватывающе, а проповеди священников столь убедительны, что слушатели замерли – впрочем, только их взрослая часть, поскольку дети беспокойно ёрзали на своих местах. В них сквозило единственное желание: когда же всё это наконец закончится – когда же священник скажет Аминь! И вот этот момент наступил! Ликующие детские голоса влились в заключительный рождественский хорал.
Горожане заспешили по домам: дети задавали темп! После того, как был быстро съеден праздничный ужин, наконец раздался “звоночек”! Собственно от ужина можно было и совсем отказаться, тем более никто не был голоден. Но необходимо было соблюдать заведенный порядок даже в Рождественский Сочельник. Всё это было настолько увлекательно! Когда же, наконец, с лестницы послышатся тяжелые шаги Санта Клауса? Скоро этот момент наступит! Матушка вот уже как четверть часа ушла в большую комнату, в которую никого не пускали со вчерашнего вечера. У маленькой Гертруды пухлые щечки расцвели ярко-красным румянцем, а маленький Фриц хвастал, будто знает, что под маской Санты скрывается дядя Макс.
В дверь глухо постучали. Матушка вернулась из комнаты, оставив дверь в неё открытой. Там стояла нарядная рождественская ёлка, на чьих ветвях мерцали белые свечи. И тут вошёл Санта Клаус, облаченный в лохматую шкуру (маленький Фриц утверждал, что это была вывернутая наизнанку папина шуба), с глубоко надвинутой на лоб шапкой (конечно заснеженной – снег не успел растаять даже в тепле комнаты), с длинной белой бородой (из-за которой он наверняка плохо видел). В одной руке он сжимал посох, которым грозно размахивал, а в другой держал закинутый за спину мешок. Маленькому Фрицу стало немного не по себе. Маленькая Гертруда спряталась за матушкину спину, и Фриц тоже стал искать место, куда бы мог сбежать.
Низким голосом Санта поинтересовался, не ошибся ли он и здесь ли живут благовоспитанная Гертруда и непослушный Фриц. Оба, дрожащими голосами, подтвердили это – но лишь после того, как матушка пару раз подбодрила их. А затем Санта стал припоминать их маленькие грешки, совершенные ими в течение года, чем они были крайне удивлены. Неохотно и заикаясь – матери пришлось помогать Фрицу – они зачитали рождественские стихи.
После этого стало казаться, что лицо Санты просто лучится доброжелательностью. Он отложил в сторону грозный посох и раскрыл свой мешок. Там было всё: коляска для кукол и кукла с закрывающимися глазами для маленькой Гертруды, а для маленького Фрица деревянная железная дорога и игрушечная конная повозка с бочками. Сколько было счастья! Они совершенно не слышали, что им напутствовал Санта. Они обрадовались, когда он ушёл, потому что могли всецело заняться своими игрушками. Позже Фриц сказал, что это был все же дядя Макс, так как на Санте были надеты не правильные сапоги, а туфли, какие всегда носит дядя Макс.
Покуда отец затягивался рождественской сигарой, матушка сидела на диване со счастливой улыбкой и, глядя на свечи, предавалась мечтам. С улицы доносилась музыка. Это надо было видеть! Несмотря на зажженные рождественские свечи, повсюду распахивались окна. Четыре человека стояли на углу улицы под ярким газовым фонарем и исполняли “С высоких небес…”. Вокруг них танцевали снежинки. Мой Бог, как это было восхитительно и торжественно! И неважно, что исполнителям не всегда удавалось взять нужную ноту, и что температура в комнатах стала падать из-за сильного мороза – люди их слушали. А когда музыканты заканчивали играть, то переходили к следующему углу улицы.

Автор, увы, неизвестен

Сообщение отредактировал Stewart - 3.3.2013, 7:17

[Stewart]

"Insterburger Brief", март/апрель 1985

Так я приехал в Инстербург (So kam ich nach Insterburg)
Наш земляк, Гельмут Шмидт, написал три интересных эссе для Писем из Инстербурга, а помимо них еще и о своих наблюдениях во время пожара в гимназии и своих переживаниях во время последних недель пребывания в Инстербурге поздней осенью 1944 года. Следуя хронологии событий мы хотим начать с доклада о его школьных годах в Инстербурге.
«Я родился и вырос в Киселькейме (Константиновка), по соседству с Неммерсдорфом, получившим свою печальную известность осенью 1944 года.
Мой отец был там кирпичником. Сам он приехал из района Бартенштайна, где его отец и дед также занимались изготовлением кирпича. Этим ремеслом занимался и брат моего отца, то есть мой дядя. Он был кирпичником в Каукерне (Загорьевка), около Стригенгрунда (Пелленинген, ныне Загорское) и я охотно вспоминаю о прекрасных выходных, которые проводил у него. Другой брат моего отца был кирпичником в Ной-Велау (Денисово), возле Велау (Знаменск). Все трое работали на различных кирпичных заводах Восточной Пруссии, в том числе в Ауловонене (Калиновка), Грюнхофе и Амалиенхофе (оба в черте города Черняховск). Их имена то и дело всплывают во время различных разговоров. В Таммау (Таммовишкен, ныне Тимофеевка) жили две моих кузины. В самом городе жили две тети, а точнее в построенном после 1 Мировой войны Шприндте, на улице, «у пруда». Все это связывало меня с городом и районом Инстербурга.
После того как я окончил начальную школу, родители решили отправить меня в Инстербург, для получения дальнейшего образования. Основная причина заключалась в том, что, во-первых моя матушка жила там некоторое время, а во-вторых тому способствовало относительно хорошее транспортное сообщение. От нашей станции Хохенфрид (Спирокельн, ныне часть села Столбовое, Озерского р-на) до Инстербурга было всего 25 километров, то есть полчаса езды.
Так я был определен в среднюю школу для мальчиков на Альбрехтштрассе, в Инстербурге. Это напомнило мне о том, что весь период своего обучения я заходил в школу через двор со стороны Луизенштрассе. Главный вход с Альбрехтштрассе в мое время был завален горами макулатуры, железного лома и вонючих костей, которые нам приходилось собирать.
Поскольку родители посчитали, что поездки поначалу будут слишком утомительны для меня, то они отправили меня на один год жить к тете в Шприндте.
Это тоже был не совсем идеальный вариант, так как поселок находился довольно далеко на городской окраине. Но я получил проездной на автобус, желтого цвета, размером с почтовую открытку и своей фотографией на нем. С ним я отныне мог ездить на автобусе от угла Питомника до Альтер Маркт. Позже, во времена хаоса конца войны, этот билет оказал мне неоценимую услугу, если не спас саму жизнь. Благодаря ему я смог убедить солдат красной армии, что являюсь еще подростком, а не солдатом, несмотря на свой рост в метр восемьдесят.
Для меня теперь наступило славное время. Моя тетя, у которой я жил, приютила у себя свою сестру, у которой не было детей. Мой дядя был солдатом. Тетя была служебнообязаной, как тогда говорили, и должна была вторую половину дня работать в газете на Кенигсбергерштрассе. Таким образом, я мог свободно гулять по городу, если школьные задания были выполнены, и, как я полагал, разведал каждый его уголок.
Сначала я неспешно изучил Георгенбург, находившийся в пределах видимости от Шприндта. Затем я побывал на другой стороне города и наблюдал с «Чертова моста» за передвижениями маневровых паровозов на товарной станции, а в другой раз побывал в Ведомстве по вопросам соцобеспечения (Фридрихштрассе 7, ныне ул. Театральная). Рядом с Иммельманнштрассе я, сквозь щель в заборе, разглядывал еврейское кладбище. В связи с этим мне вспомнилось, что я видел горожан-евреев подметавших улицы с желтыми звездами, нашитыми прямо на драгоценные меха. И я очень хорошо помню престарелую даму, державшую за руку ребенка с такой же звездой, покрывавшей всю его грудь. К сожалению, в Инстербурге такое тоже имело место.
Я излазил городской парк от «малого пруда» до Замкового. Особо охотно я гулял по спортивному парку в оврагах. Там всегда было на кого посмотреть: тенисисты, легкоатлеты, футболисты и гандболисты. За состязаниями я наблюдал из крон деревьев, поскольку у меня недоставало карманных денег для покупки входного билета.
Больше всего хотелось осмотреть Старый замок на Театрштрассе (ул. Л.Толстого). К сожалению, у меня это не получилось, так как там был размещен лагерь для военнопленных. Поэтому я так и не решился проникнуть в замковый двор.
Путешествия к Ангерапп привели меня к газовому заводу, плотине и порту. Если наш школьный день заканчивался раньше обычного, то в базарные дни я бегал на крытый рынок и смотрел, чем торговали в его многочисленных киосках.
Я подолгу задерживался перед витринами. Особенно меня интересовали книги и чертежи по моделизму, а в предрождественские дни меня влекло в магазин игрушек Хейсера на Кенигсбергерштрассе.
То был прекрасный, богатый на события, год, проведенный мной в Инстербурге.
Школа не особо ограничивала меня. Я не был выдающимся учеником и всегда оставался середнячком. Какой-то крепкой школьной дружбы, к сожалению, не сложилось, да и жили мы слишком далеко друг от друга. Я запамятовал уже имена своих одноклассников, за исключением лишь некоторых. Одного из них звали Спиткат. Он жил в Прегельторе. В хорошую погоду мы вместе ходили домой. Случалось, что мы, балансируя, ходили по боковой каменной стенке Арочного моста.
Нашим классным руководителем на первом году обучения была госпожа Хоффман, а позднее госпожа Бусалла. Из учителей мне запомнились фамилии Кляйн и Хаасе, оба уже немолодые. Господин Хаасе был частенько довольно нервным - «Садись, ты болван — семь!» (Система оценки знаний в Германии шестибальная, причем единица это отлично, а шесть отвратительно. Соответственно, оценку семь можно приравнять к нулевому результату)
Биологию и географию у нас время от времени вел господин Симон (Симонейт?). Также у нас был учитель рисования и его, кажется, звали Сирс. Его царство располагалось наверху, рядом с актовым залом. У него мы строили модель Альтер Маркт из деревянных брусков с бумажными фасадами, склеили, в качестве классной работы, по 50 конвертов, а для школьной хроники я нарисовал пару картинок.
Летом 1942 года я знал город уже настолько хорошо, что мог подрабатывать экскурсоводом на каникулах. Случилось это следующим образом: Во время своих прогулок я часто проходил мимо Старого замка. На нем висела вывеска «Краеведческий Музей». Я бы с радостью посетил его, но, к сожалению, он был открыт только по воскресеньям. Я уговаривал свою матушку, пока она не позволила мне и моему брату отправиться в город в воскресенье (так как на выходные я уезжал домой). Вместе с нами были два мальчика из нашей деревни, которые никогда не были в городе и не ездили на поезде. Когда поезд тронулся, они оба неподвижно застыли сидя в купе и весь день находились под впечатлением от поездки.
Сначала я отвел их по Казерненштрассе (ул. Гагарина) в городской сад. Там мы осмотрели маленький зоопарк и аквариум, а также теплицу с экзотическими растениями. В оврагах мы сделали перерыв на поздний завтрак, съев припасенные из дома бутерброды. После этого отправились в Старый замок. Нам повезло, что музей оказался открыт. Около лестницы стояло чучело лошади в древней сбруе. На верхнем этаже нашему взору предстали предметы давно прошедшего времени. Когда я вспоминаю об этом сегодня, то понимаю, что тот визит в музей для меня оказался в своем роде ключевым. Теперь я не могу пройти просто так мимо какого-нибудь музея и не зайти в него. Конечно я не все их помню, поскольку за более чем сорок лет, минувших с тех самых пор, я их повидал по всей Европе огромное количество. И все же инстербургский музей до сих пор сохранился в моей памяти. Я вспоминаю высокие, светлые залы, занимавшие юго-восточный угол Старого замка и устаревшую по современным меркам расстановку экспонатов. Все было свалено в кучу. Там, на высоких стойках, стояли винтовки самых разных видов, висели красивые старые мундиры, в витринах выставлены находки, найденные во время раскопок каменного, бронзового и железного веков. Я все еще помню название деревеньки Норкиттен (ныне Междуречье), возле которой был обнаружен могильник бронзового века. Я дивился, разглядывая очень старое и изъеденное ржавчиной железное оружие, помещенное в отдельный стеклянный футляр.

 Сканировать4.JPG ( 1.07 мегабайт ) Кол-во скачиваний: 725

Фото: Оружейный и Знаменный залы Инстербургского Краеведческого Музея

Мы рассмотрели все очень подробно и смертельно уставшие вернулись домой.
С лета 1942 года я уже ежедневно отправлялся в школу из дома на поезде. В то время у нас стали проводиться занятия по конфирмации у пастора Федтке, проводившиеся в зале Меланктонкирхи на Цигельштрассе (ныне ул.Победы).
На меня производило большое впечатление, когда звонили колокола католической кирхи на Гинденбургштрассе (ул. Ленина). Я также помню о своих бесславных попытках стать скрипачом в Инстербургском городском оркестре, игравшем в Городском зале, а также о курсах попрошайничества с моим другом, который был страстным радиолюбителем, и попытках посмотреть запрещенные для детей фильмы в трех городских кинотеатрах.
Тем не менее, я хотел бы завершить на этом мое повествование и процитировать Ханса, графа Лендорффа: Это был «мой год Инстербурга».
Это было замечательное время, счастливый симбиоз между городом и глубинкой, подаривший мне юность, с которой я не желал бы расставаться!»
Гельмут Шмидт

Сообщение отредактировал Stewart - 29.4.2014, 6:02