на суд общественности: градостроительная история, черновой вариант энциклопедической статьи о градостроительстве пруссии Опции

[prussak]

Предисловие

В градостроительстве, а равно и в политике, Восточная Пруссия – аллювиальная земля: и короли тут были “в” Пруссии, и население собиралось с бору по сосенке, и города, и государства... все изобретались вовне и привносились сюда чуть ли не готовыми, становились родными. Эксперимент повторялся неоднократно, орденом, герцогом, королём, народным советом, и каждый раз – с нового, чистого листа: места тут такие, наверное?.. Оттого и геометрическая правильность – и лёгкая потустороннесть восточнопрусского очарования, обещание личных свобод – и жёсткий патернализм, что вошли здесь в плоть и кровь и почву, стали неотъемлемой частью этой земли.

Призванный Крушвицким договором (Kruschwitz, 1230 г., ныне Крушвица), Тевтонский орден вторгся в завислинский “Кульмский лен” и сразу же закрепился: на переправе был основан Торн (Thorn, городские права с 1231 г., ныне Торунь), за ним последовали Кульм (Kulm, 1232 г., ныне Хелмно), Реден (Rehden, 1234 г., ныне Радзынь-Хелминьски), Грауденц (Graudenz, 1234 г., ныне Грудзёндз) и Мариенвердер (Marienwerder, 1234 г., ныне Квидзын). За считаные годы на карте появились 97 городов и почти полторы тысячи деревень – откуда сие?
Разве не было полутысячелетие после переселения народов временем повсеместного усыхания городов до деревень, деревень до пустошей? Разве не насчитывала Германия не более 40 городов, считая таковыми и остатки римских поселений, в стенах “не по размеру”, и посады, и слободы при замках новых феодалов? В одном лишь рыцарстве, страждущем небесного Иерусалима и незадолго до того потерявшем Иерусалим земной, видавшем воочию градостроительство Востока, причина этой небывалой урбанизации? Европа, действительно, многое взяла у Азии, но и самоё крестовые походы сложно представить без рывка, произошедшего дома: с середины XII века германское село впервые за столетия накормило страну; перешло к трёхполью, стало вывозить урожай и специализироваться (прежде каждый был и швец и жнец). Ценою сытости стала свобода оружного поселенца, лишь отказавшись от неё он стал архитипичным немецким крестьянином: переход от внутрисемейной, внутридеревенской автономии к хуторянину-торговцу, с караваном ходившему на ближние и дальние ярмарки, обеспечивала вооружённая княжья рука. Перекроив с IX века прежние общинные поля, закрепив их за поселянами, князья не преминули и закрепить крестьян на них, взяв себе заботы об их мирном труде. Они же обеспечили первоначальный рост пахотных земель, направляя корчевание лесов.
Результат не заставил себя ждать: к 1050 г. население более чем удвоилось (до 5 миллионов), к 1200 г. - ещё раз удвоилось, росли и невостребованные в собственном хозяйстве избытки урожаев, превращались в товар. Появились ярмарки, а там и ярмарочные города при бродах или у замков, с произвольно проложенными улицами и округлыми палисадами. Города доросли до собственных своих старых стен и выплеснулись вовне.
Некоторая правильность и осмысленность планировки города появляется лишь после XI века, когда градоустроение переходит из рук торговцев, разбивающих шатры своего каравана где им сподручнее, в ведение церковных и светских князей. Формы упорядочиваются, возгоняются к некоему абсолюту: в тот момент таковым является уличный торг, протяжённая широкая улица-площадь, тянущаяся через весь город (Мюнхен). Из редкой забавы лиц духовных (Мюнхен не даром в гербе несёт монаха: до XIII века на три монастырских поселения приходилось по одному княжескому и купеческому) градостроительство превратилось в целую отрасль права, проектирования и даже дохода, королей, городских корпораций и частных предпринимателей. В Германии 16 миллионов было уже до 3000 городов, причём закладка большинства пришлось на уже упомянутый XIII век. Оттокар Богемский основал более шестидесяти: один из них сразу нарекли Кёнигсбергом.

[prussak]

4. Королевский город

Коронация Фридриха I в 1701 г. открыла новую страницу в развитии провинции: что представляла собой новая держава?
То немногое, что устояло перед набегами татар середины XVII века , забрала чума в 1709–1711 гг. , при вступлении Фридрих-Вильгельма I на престол в 1713 г. 10834 двора стояли бесхозными и не возделывались, города, успешно росшие при ордене, замирали или даже сокращались: в Ангербурге в 1621 г. насчитывалось лишь 850 жителей, в Гильгенбурге (1579 г.) – 570, в Инстербурге (1590 г.) – 1200, в Лике (1600 г.) – 800, в Ортельсбурге (1615 г.) – 250, в Пассенгейме (1604 г.) – 690, в Растенбурге (1620 г.) – 1500, в Тильзите (1692 г.) – 868, в Хайлигенбайле (1539 г.) – 119. Данциг за те же годы разве что не удвоился (1577 г., 40000 жителей, 1650 г., 77000). Выморочные земли, по орденскому и герцогскому праву, возвращались в казну и могли быть пожалованы вновь, предстояла тяжёлая работа по заведению фермеров – откуда и чем привлечь их?
Вновь чужие беды, политическая близорукость иных королевских дворов оказались к выгоде прагматичной Пруссии. «Мне новые сыны – вам щедрая отчизна,» обращается Фридрих-Вильгельма к зальцбуржцам, и в его пределы спешат колонисты из Мазурии и Литвы , Силезии и Пфальца, Вюртемберга и Нассау, всего около 70000. Значительную группу из них составили 1000 лаузицких меноннитов, 8000 гугенотов, 2000 швейцарцев и около 16000 зальцбуржцев (1732 г.). Вместе они не только заполнили опустевшие хутора и города, восполнили утраты (с гарнизонами наравне ), но и дали жизнь 13 новым поселениям:
Арису (1725 г.), Биалле (1722 г.), Вилленбергу (1723 г.), Гумбиннену (1724–1772 гг.), Даркемену (1725 г.), Николаикену (1726 г.), Пиллау (1725 г.), Пилькаллену (1724 г.), Рагниту (1722 г.), Рейну (1723 г.), Тапиау (1722 г.), Ширвинту (1725 г.), Шталлупёнену .
Рост возобновился с новой силой, и к 1800 г. некоторые уже пересекли двухтысячный рубеж: Ангербург, Бартенштейн, Бишофштейн, Браунсберг, Велау, Гейльсберг, Гольдап, Гумбиннен, Гуттштадт, Дренгфурт, Инстербург, Лабиау, Мельзак, Прейсиш-Голланд, Растенбург, Рёсель; Кёнигсберг , вне категорий, насчитывал в 1770 г. 53196 жителей.