Вы адвокат. Познав иной Закон,
родным приговоренным языком
на эту речь, я вглядываюсь в лица.
И если после встречи с Вами вдруг
перо стремится выпорхнуть из рук,
то Муза смотрит в зеркало и злится.

Представить Вас блистающей в суде
не трудно мне: на вашей красоте
судья подолгу мучает хрусталик
и мысленно вонзает нож - в жену.
Зал олицетворяет тишину.
И воробьям на окнах - не до стаек.

Всеобщей трансформации вещей,
виват, эпоха! Груды овощей,
весь день меняя форму на прилавках,
вдруг стали формой двух сплетенных тел,
как если бы Создатель захотел
явить себя повсюду, мудр и ласков.

О, если б я глаголил от лица
Ваш палец обнимавшего кольца,
я б утверждал, что нет тесней объятий.
И. Брошенный на столике в ночи,
собою преломлял звезды лучи,
в чернилах не ища противоядий.

И то, о чем Вы думали в кафе,
тогда б противоречило главе
огромного старинного романа,
где воин, и красавица, и меч,
но рядом им, увы, ни сесть, ни лечь,
зане Джон нищ и в горностае анна.

Нет! Пенье на готический манер
в родном краю, родным “эль” и “эр”,
по нотам страсти требует органа
мощней, чем этих легких лемеха.
Когда б не вы. Мне в музыке И.Х.
вселенская не приокрылась гамма.

Не я. Но речь ваяет Ваш портрет,
который - знаю - время не сотрет,
поскольку в Поднебесной смерти нет, и
пока чернила значимы в веках,
пребудут на Землде и в облаках
черты лица, слова любви, сонеты.